Директор Института экономики и организации промышленного производства СО РАН академик Валерий Анатольевич Крюков обозначил макрообъектом научного осмысления синергию взаимодействия пространства, экономики и безопасности. Эта синергия исторически прослеживается в изменениях, приносимых крупнейшими проектами, такими как Транссиб. Открывая конференцию, ученый процитировал слова полковника императорского генштаба Николая Афанасьевича Волошинова, датированные 1890 годом: «Сибирская железная дорога нужна не для того, чтобы поссорить нас с Китаем, а наоборот, чтобы закрепить наши дружеские отношения с ним навеки». Инициаторы ее постройки видели множественные перспективы на многие десятилетия вперед, и сегодня необходимо руководствоваться именно таким подходом, формируя те или иные стратегические программы. По мнению В.А. Крюкова, следует не высчитывать выгоды в рублях и годах, принижая прогноз до бизнес-плана, а предвидеть долговременные, отсроченные, косвенные эффекты: «Стратегический взгляд на развитие транспорта и освоение пространства выходит далеко за рамки анализа и оценки грузопотоков и окупаемости — как отдельных проектов, так и их совокупности». «Мы не о коммерции, мы о стратегии», — такой подход академик транслировал участникам конференции. 

Перезагрузка интеграции

Сказать просто «интеграция» — значит, не сказать ничего. Установочный доклад директора Международного научного центра СО РАН по проблемам трансграничных взаимодействий в Северной и Северо-Восточной Азии доктора экономических наук Вячеслава Евгеньевича Селивёрстова был посвящен прежним и новым смыслам, наполняющим это понятие. Привычная для нас «Интеграция 1.0» (европейская, евро-американская, в меньшей степени евразийская) складывалась во второй половине XX столетия. Ее драйвером выступали финансовые системы, областями материального взаимодействия становились, прежде всего, сырьевой, энергетический и машиностроительный секторы, а институты интеграции формировались как долговременные экономические и военно-политические альянсы на договорной основе: НАТО, ОВД, ЕС, СЭВ, NAFTA и другие. 

«Сегодня центр мирового развития однозначно переместился в Азию», — констатировал В. Селивёрстов. Но «Интеграция 2.0», по его мнению, отличается от первой версии далеко не только географическим переносом. «Налицо смещение акцентов от институционально оформленных блоков и союзов к стратегическим трансграничным инициативам, реализуемым на принципах проектно-программного подхода, — констатировал экономист. — Всё это происходит в условиях глобальной нестабильности и усиливающейся турбулентности, возникновения новых рисков и угроз: техногенных, террористических, киберпространственных, медико-биологических и прочих, ответом на которые и являются многие международные инициативы».

При сохранении финансовых, производственных и транспортно-логистических интеграционных схем новой и быстро усиливающейся тенденцией становятся интернациональные альянсы в сфере цифровых технологий, распределенных коммуникаций и воспроизводства человеческого капитала, символами чего стали торговые платформы Amazon и Alibaba, глобальные мегасервисы типа Google и сетевые университеты. В этой парадигме срединные регионы становятся полноправными участниками трансграничной активности, что заметно укрепляет возможности Сибири на поле «Интеграции 2.0». Однако, кроме новых возможностей, она порождает новые проблемы — прежде всего ту, которую обозначил В. А. Крюков: бизнес в процессе развития (в том числе пространственного) преследует свои внутренние интересы, максимизируя прибыль, но не общенациональные и глобальные приоритеты.

«Интеграция — понятие более высокого порядка, — подчеркнул В. Е. Селивёрстов. — Она основана на поиске и реализации баланса интересов вовлеченных сторон: государств, регионов, бизнес-структур, населения».

Экономист акцентировал и другую сложность: можно ли построить гармоничные отношения сравнительно сильных и слабых участников интеграционного процесса? Отчасти на этот вопрос ответил директор Института исследований экономической политики при Министерстве экономики Кыргызской Республики Алмаз Насирдинович Исанов: «Даже сотрудничая с первой экономикой мира (докладчик говорил о Китае), важно использовать конкурентные преимущества своей страны, чтобы достигать состояний win-win». Кыргызстан, по его мнению, имеет все условия, чтобы стать площадкой для размещения крупных международных дата-центров: каскады ГЭС, условия для развития зеленой энергетики, холодная речная вода и горы, в прохладной толще которых можно было бы, как уже сделали в Норвегии, располагать мощные серверные станции.

Более адаптированы к трансграничной интеграции инклюзивно развивающиеся экономики — так считает оперирующий этим термином доктор экономических наук Булат Доскалиевич Хусаинов, член Казахстанской национальной академии естественных наук. Инклюзивность он трактует как смещение акцента с собственно темпов роста на их качественные результаты, в первую очередь касающиеся человеческого фактора. Это всестороннее развитие личности и сообществ, сокращение неравенства, бедности, активное участие в общественной жизни всех слоёв населения, и главное — получение выгоды от экономического роста большими социальными группами. Б. Хусаинов оперирует разработанным на форуме в Давосе индексом инклюзивного развития (IDI — Inclusive Development Index), построенным на основе соответствующих групп показателей. В группе развивающихся экономик по IDI лидируют Литва и Венгрия, Казахстан занимает 15-е место, Россия на четырех ступенях ниже. 

Дракон, султан, медведь

Интеграция неосуществима без интеграторов — глобальных игроков, генерирующих трансграничные инициативы и вовлекающих в них заинтересованных участников. Коль скоро Азия вышла в авангард мирового развития, то на конференции самое пристальное внимание вызывал Китай, а среди китайских проектов чаще всего упоминался «Один пояс — один путь». Это созвездие инфраструктурных цепочек должно связать первую экономику мира с множеством партнеров на Евразийском субконтиненте. По данным президента Всекитайской ассоциации по изучению России, Восточной Европы и Центральной Азии профессора Ли Юнцюаня, только в 2015 году общий масштаб инфраструктурных проектов в составе «Одного пояса — одного пути» достиг 1,04 триллиона юаней (166 миллиардов USD). В рамках экономического коридора «Азия — Западная Азия» количество китайско-европейских грузовых поездов к 2020 году составило 12,4 тысяч (ежегодный рост в 50 %), которые перевезли свыше 1,1 миллиарда вагонов. Транспортные артерии всегда обрастают не только логистическими, но и многоотраслевыми кластерами: ожидается, что китайские компании в ареале «Одного пояса — одного пути» сформируют 46 зон сотрудничества. 

«Экономическое сотрудничество в рамках инициативы “Один пояс — один путь” сегодня дополняется масштабным культурным и интеллектуальным диалогом», — подчеркнул профессор Чжун Цзяньпин, руководитель харбинского Института России Академии общественных наук провинции Хэйлунцзян. В качестве примера он назвал недавно созданный по инициативе КНР международный фонд охраны памятников культуры на центральном маршруте «Одного пояса — одного пути». Правда, другой докладчик, из Новосибирского высшего военного командного училища (НВВКУ), дополнил: с 2016 года в Китае функционируют частные военные компании «для обеспечения безопасности» на транзитных маршрутах, а два года спустя начал прорабатываться деликатный вопрос создания с той же целью военных баз КНР на территории стран «Одного пояса».

Если вернуться к теме «мягкой силы», то важным инструментом здесь выступают классы Конфуция, названные на сайте китайского Минобра «почтовыми станциями культуры» (термин неслучайно включен в стилистику «Пути»). По данным доцента кафедры международных отношений и регионоведения Новосибирского государственного технического университета (НГТУ НЭТИ) кандидата филологических наук Натальи Викторовны Селезневой, в России таких площадок намного больше, чем в других странах Евразии: девятнадцать против пяти, к примеру, в Казахстане и Украине. Недавно для развития сети классов Конфуция была создана специальная структура — Китайский международный фонд образования, приступивший также к открытию мастерских Лу Баня (по имени древнего изобретателя осадных машин и летательных аппаратов). Это своеобразные «профтехучилища», которые готовят местные кадры для китайских и международных компаний, уже работающие в Таиланде, Камбодже и других странах. Прежняя же головная организация классов Конфуция — Центр языкового образования и сотрудничества — сосредоточилась на обучении китайскому (а также каллиграфии, ушу и тайцзицюань) за пределами Поднебесной. И здесь возникла проблема в странах Центральной Азии, где остро недостает преподавателей со знанием местных языков: казахского, киргизского и так далее. «Русский язык, которым владеет намного больше китайских специалистов, имеет определенные перспективы как язык-посредник», — считает Наталья Селезнева.

На западном краю Евразии в роли страны-интегратора пробует себя Турция, активно включающаяся в совместные проекты со странами арабского мира, Закавказья и Центральной Азии и инициировавшая в 2009 году создание Совета сотрудничества тюркских государств (Тюркского совета). Претензии Турции на лидерство в этой группе выражаются, например, в лозунге «Два государства — один народ» применительно к Азербайджану. Он получил от Анкары масштабную помощь во время карабахского конфликта осенью 2020 года, который был приостановлен благодаря посредничеству России. «Турецко-российское сотрудничество резко активизировалось в 1990-х годах, когда открылись границы для торговли, туризма и культурного обмена, а в нашей стране к тому же начался строительный бум, и турецкими специалистами, в частности, были построены терминал “Шереметьево-3” и Москва-Сити», — напомнил главный редактор журнала «Сибирский архив» доктор исторических наук Владислав Геннадьевич Кокоулин. Кроме транзитных трубопроводов «Турецкий поток» и «Голубой поток» наши страны связывают десятки других проектов в различных отраслях, военно-политическое сотрудничество (наиболее зримо проявившееся в разграничительных операциях на севере Сирии) и богатый гуманитарный обмен. «В российской массовой культуре уже сложился устойчивый романтизированный образ Турции, приносящий ей ощутимые дивиденды», — считает В. Кокоулин.

Россия тоже выступает как страна-интегратор, но ограниченно: прежде всего, в транспортно-логистическом и военно-политическом пространствах. Доктор экономических наук Владимир Юрьевич Малов из ИЭОПП СО РАН рассказал, как быстро прошла эйфория начала 1990-х от ожиданий: «Через Россию пойдет огромный поток грузов, и мы будем зарабатывать большие деньги — прогноз РЖД выдал до четырех миллиардов рублей в год. Но, во-первых, это была выручка без вычета всех расходов и издержек, во-вторых, цифра не учитывала перевалок грузов». Транссиб оказался далеко не безальтернативным маршрутом от Тихого океана к Европе: заказчики выбирают для себя оптимальные варианты в системе переменных «скорость — цена — загруженность — перевалки».

«В реальности на рынке железнодорожных перевозок у нас получилась достаточно узкая область конкурентоспособности», — констатировал Владимир Малов.

Которая, по его мнению, может заметно прирасти после открытия на побережье Баренцева моря нового перевалочного порта Индига, глубоководного (18 метров у берега) и незамерзающего. Еще в годы Великой Отечественной войны он рассматривался как запасной для Мурманска, к которому подступали вражеские войска, а сегодня строительство железнодорожной ветки Индига — Сосногорск, протяженностью 612 километров, включено в Стратегию развития железнодорожного транспорта в РФ до 2030 года.

Не интегратором, но очень активным игроком Россия проявила себя в сирийском урегулировании. «В достижении пусть неустойчивого, но равновесия, наша страна сыграла и играет ведущую роль», — считает один из докладчиков от НВВКУ, курсант Никита Кучеров. Его коллега Александр Стригун информировал о некоторых трансформациях военной структуры ОДКБ: из локальной объединенной системы ПВО России и Беларуси должна будет вырасти единая противовоздушная и противоракетная сеть Центрального макрорегиона. Объединение усилий и ресурсов для противостояния угрозам (прежде всего санкционным) стало и лейтмотивом доклада директора Института экономики Национальной академии наук Беларуси доктора экономических наук Василия Леонидовича Гурского: «Выжить и сохранить суверенитет в одиночку не получится ни у одного государства в мире».

Сибирский ракурс

Сибирь — не государство, но ее территориальный, ресурсный, человеческий и научно-технологический потенциал эквивалентен уровню серьезной мировой державы, даже если брать искусственно зауженные административные рамки Сибирского федерального округа (участники конференции оперировали в основном географическим контуром, включающим Тюменскую область с Ханты-Мансийским и Ямало-Ненецким автономными округами, Якутию, Бурятию и Забайкалье).

«В контексте интеграционных процессов Сибирь имеет три вектора развития, — перечислил В. Е. Селивёрстов, — внутрирегиональный: интеграционные связи сибирских регионов, особенно северных и южных территорий, межрегиональный — с регионами европейской части России и Дальнего Востока и межстрановой: трансграничные взаимодействия Сибири с зарубежными странами, особенно Северо-Восточной и Центральной Азии».

Кандидат экономических наук Галина Даниловна Ковалёва из ИЭОПП СО РАН попыталась реконструировать доли Сибири и ее регионов в экспортно-импортном балансе России с учетом того обстоятельства, что многие крупнейшие сырьевые компании страны зарегистрированы в Москве и Санкт-Петербурге, поэтому сибирские 20 % российского экспорта и 9 % импорта выглядят явно заниженными. Примером послужили показатели Омской области: стоило мощному химическому предприятию сменить столичную прописку на местную, как цифра выросла на порядок. Если считать это искажение примерно равным для всех субъектов Сибири, то основными экспортерами здесь выступают Красноярский край, Кемеровская и Иркутская области, а самым прогрессирующим — Новосибирская, заработавшая в 2019 году около трех миллиардов долларов за счет высококачественного антрацита, аграрной и индустриальной продукции, включая наукоемкую: упоминались промышленные ускорители и другие экспортные позиции Института ядерной физики им. Г. И. Будкера СО РАН и ФИЦ «Институт катализа им. Г. К. Борескова СО РАН». «Роль Сибири в международном обмене будет возрастать по мере реализации крупных инвестиционных проектов, как в ресурсной, так и в высокотехнологичной сферах», — прогнозирует Галина Ковалёва.

Первое со вторым объединено в создании единых трансграничных энергосистем, которые считает мощным интеграционным драйвером доктор технических наук Борис Григорьевич Санеев из иркутского Института систем энергетики им. Л. А. Мелентьева СО РАН. «Речь идет о возможном объединении на параллельную работу энергосистем Востока России (Восточная Сибирь и Дальний Восток), Монголии, Китайской Народной Республики, Северной и Южной Кореи, Японии, — конкретизировал ученый. — В зоне действия такого межгосударственного электроэнергетического суперобъединения могут оказаться различные типы электростанций — тепловые, гидравлические, атомные, ветровые и так далее — суммарной установленной мощностью 450—500 миллионов киловатт». В эту мегасистему, по мнению Бориса Санеева, органически вписывается проект «Гобитек» России, Монголии, Южной Кореи и Японии по генерации зеленой энергии в объеме до 100 миллионов киловатт.

Однако общие выводы о возможностях Сибири в интеграционных процессах, которыми поделился Вячеслав Селивёрстов, связаны с целым рядом новых вызовов и угроз: «Нереально рассчитывать на успех встраивания Сибири и Дальнего Востока в крупные международные проекты, пока не налажены эффективные внутрироссийские связи. Равно как бессмысленно надеяться на приток зарубежных инвесторов в Россию, пока не созданы нормальные условия инвестирования для отечественных компаний». Уходит в прошлое и исторически сложившееся преимущество Сибири как транспортно-логистического моста между странами Европы и Азиатско-Тихоокеанского региона: мощные коридоры «Одного пояса — одного пути» проходят стороной. К тому же современные технологические тренды (переход на нетрадиционные источники энергии и электротранспорт, водородная энергетика) и международные требования в области декарбонизации экономики ставят серьезные проблемы перед базовыми отраслями Сибири. «В условиях возрастающих рисков и нестабильности на будущих мировых рынках углеводородов и угля, — считает В. Е. Селивёрстов, — необходимо искать новые ниши для сибирских и дальневосточных ресурсов в системе трансграничных интеграционных взаимодействий: редкоземельные металлы, продукты глубокой переработки в нефтегазохимии и углехимии и, конечно, те наукоемкие производства и технологии, где Россия имеет хорошие конкурентные позиции».

Сама наука, исследования, аналитика — тоже сфера (и питательная среда, think tank) интеграции. Одним из соорганизаторов конференции выступил Международный научный центр СО РАН по проблемам трансграничных взаимодействий в Северной и Северо-Восточной Азии — структура мультидисциплинарная, сетевая, интегрированная с высшей школой и бизнесом, сочетающая фундаментальные исследования и прикладное проектирование. В числе приоритетных направлений центра — анализ государственных политик развития регионов Северной Азии и конференция «Евразийская интеграция и безопасность», — шаг по этому сложному пути.

Андрей Соболевский