– Александр Олегович, расскажите о своем учебнике. 

– На премию «Экономическая книга года» меня выдвинули НГУ и Институт народнохозяйственного прогнозирования, это ведущий экономический институт РАН, о чем я с приятным удивлением узнал. 

Я с 1992-ого года читаю курс макроэкономики на экономическом факультете НГУ, и в учебнике отражен тридцатилетний опыт преподавания в университете. Это раздел экономической теории, годовой курс на ЭФ, в разработке которого серьезное участие также приняли мои коллеги: доктор экономических наук Т.О. Тагаева, доктор экономических наук В.М. Гильмундинов и ряд других специалистов, которые вместе со мной преподавали этот курс. 

Данное издание нашего учебника – уже третье по счету, первое состоялось в 2007-ом году. Издания отличаются между собой незначительно, но ряд разделов в них изменен. Дело в том, что в советское время мы слушали марксистскую теорию: политэкономия капитализма, империализма, социализма. И когда в начале 90-х годов наступил переломный момент перехода от командной экономики к рыночной, встал вопрос о том, что в вузах, особенно на экономических факультетах, нужно читать современную экономическую теорию. Тогда и пришлось нам начинать буквально с нуля. В 1989-1990 гг.  я прошел научную стажировку в США. Деканом ЭФ НГУ в то время был известный (не только в Академгородке!) человек, профессор Гагик Мкртичевич Мкртчян, который возглавлял его без малого 32 года. Он мне и сказал: «Прекрасно, приступай к чтению лекций по макроэкономике!» А в России в то время не на что было опереться, не было никаких учебников на русском языке по этому предмету. По сути, мы были первопроходцами. Сначала просто переводили американские учебники и читали лекции по ним, потом постепенно выяснилось, что в них есть целый ряд непроработанных, с нашей точки зрения, разделов. Мы начали их совершенствовать. 

Теперь мы можем рассказать студентам о том, что было в России в советские времена и что стало сейчас в цифрах. Причем, показатели, которые использовались в статистике в советское время и сейчас, сильно отличаются. 

Например, все знают показатель ВВП – валовой внутренний продукт. Сейчас он рассчитывается для всего материального производства, а также для образования, здравоохранения и других отраслей, производящих услуги. А в советское время считалось, что продукт производится только в материальном плане. То есть, если человек стучал молотом по наковальне или сеял пшеницу, он производил продукт. А если читал лекции по матанализу, он ничего не производил. 

В курсах экономической теории и статистики при переходе от командной экономики к рыночной изменения произошли серьезные, принципиальные. Это важный момент, который может быть интересен широкой публике. Наш учебник как раз отражает данный переход, и в нем существенное внимание я уделяю этим отличиям. Такого, естественно, не было в американских учебниках, это наша специфика, российская. Мы знали советский подход к экономической теории, экономической статистике и разобрались в современном западном подходе. В этом тоже была особенность курсов, которые мы начинали и продолжаем читать до сих пор в России, в ситуации так называемой переходной экономики. Хотя и прошло 30 лет с момента перехода к рынку, в этом плане ничего особо не изменилось, экономика до сих пор у нас переходная. Развивающийся рынок. 

– То есть, мы находимся на уровне стран третьего мира?

– По уровню ВВП в целом, по его объему Россия занимает шестое место в мире, рядом с Германией. (Первое место принадлежит Китаю, он уже несколько лет производит больше продукции, чем США.) А что касается ВВП на душу населения, то мы действительно недалеко ушли от стран третьего мира. Если брать статистику по 130-140 странам, мы примерно на 60-м месте. То есть ВВП, а, соответственно, доходы на душу населения у нас в 2-3 раза ниже, чем в развитых странах. 

Но как мы можем по доходам догнать передовые государства, если у нас оборудования, с помощью которого осуществляется производство, на одного работника, приходится в несколько раз меньше, чем в развитых странах? Надо решать проблемы, об этом много лет говорят ведущие экономисты России, в том числе наш учитель академик А.Г. Аганбегян, и другие специалисты. Но, к сожалению, решительных шагов в данном направлении не предпринимается. Есть отдельные положительные примеры, например, строительство завода на Дальнем Востоке по производству судов под личным патронажем Путина или создание множества объектов в Крыму. Но в целом, уровень фондовооруженнос­ти, как говорят профессиональные экономисты, ниже чем в ведущих странах. И это – основная причина нашего отставания.

– Что обозначает этот термин – «фондовооруженность»?

– Сколько основных фондов (здания, оборудование и так далее) приходится на одного работника. Если взять все основные фонды и разделить на численность работников, у нас, например, получится на одного работника миллион рублей основных фондов в стране. А на Западе – в два-три раза выше. Следующий показатель – производительность труда. Если у нас оборудование, которое получено по репарации из Германии в 1945 году на некоторых заводах стоит до сих пор, о какой высокой производительности может идти речь? Поэтому если мы хотим догнать кого-то, надо увеличивать долю инвестиций в нашем продукте. Конечно, в разумных пределах. Специалисты говорили и говорят, что надо инвестировать в основные фонды, но и затраты на человеческий капитал тоже важны – на образование, здравоохранение, культуру. Общая культура предопределяет культуру поведения человека на производстве, и в этом мы тоже серьезно отстаем. Доля затрат на науку в ВВП (около 1-ого процента) просто смешная, примерно в 3-4 раза меньше, чем в ведущих странах. А сколько ведется разговоров в последнее время по этому поводу! Люди читают в НГУ сложнейшие курсы по физике, химии, математике, а у них зарплата – 30-35 тысяч рублей в месяц. Это зарплата продавца, а не ученого. Справедливости ради стоит сказать — что-то, безусловно, делается, выделяются гранты. В частности, наш институт (ИЭОПП СО РАН) сейчас получил большой грант по формированию концепции развития Азиатской России.

– Расскажите немного об этом.

– Грант у нас уже два года, с возможным продлением, называется «Социально-экономическое развитие Азиатской России на основе синергии транспортной доступности, системных знаний о природно-ресурсном потенциале, расширяющегося пространства межрегиональных взаимодействий». Я – руководитель одного из подпроектов в рамках этого гранта. Грант связан с выработкой концепции развития Сибири, Дальнего Востока, роли этих регионов в экономике России, развитием отдельных отраслей, транспортной сети. Советский Союз был единым государством, сейчас же транспортные коридоры из наших азиатских регионов зачастую упираются в территории независимых государств. Даже Транссиб, например, на отдельном участке пересекает территорию Казахстана. Поэтому институт ставит вопрос о развитии новых жд-путей, транспортной системы и так далее. Это большая работа, в которой принимают участие десятки специалистов. Кроме нашего института в нем участвуют шесть других, в частности, Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН из Москвы, СНИИГГиМС и целый ряд других исследовательских и учебных заведений. Это все делается с использованием различных математических моделей, с проведением расчетов на компьютерах. 

– Александр Олегович, многих интересует, есть ли у нас шанс в ближайшее время отойти от сырьевой экономики?

– Во-первых, большой вопрос, надо ли нам совсем отходить от сырьевой экономики. Кроме России, есть много развитых стран, где добыча сырья играет большую роль. Это Канада, Швеция, Норвегия и так далее. Полезные ископаемые – одно из наших преимуществ, но нужно диверсифицировать нашу экономику и уменьшать зависимость прежде всего от рынка энергоносителей. Необходимо развитие обрабатывающих производств, других отраслей экономики. Отчасти нам здесь помогают санкции, введенные нашими «партнерами». Например, последние 5-6 лет мы стали экспортером зерна номер один в мире, обогнали в этом США.

По многим другим экспортируемым товарам мы тоже заняли довольно серьезные позиции. Введение санкций заставило развивать часть отраслей обрабатывающей промышленности, в частности, авиастроение. Но как скоро мы сумеем диверсифицировать экономику зависит во многом от проводимой государством экономической политики. Поэтому какие-то сроки называть здесь просто несерьезно, но надо двигаться в этом направлении. Определенные шаги уже сделаны. 

– Виртуальная реальность все больше завоевывает наше жизненное пространство. В связи с этим вопрос: что вы думаете о криптовалюте?

– Это непростой вопрос. Сама технология, которая используется в криптовалютах (блокчейн), положительная вещь. А появление этих валют – опасно.  Дело в том, что в странах начинают функционировать параллельно две валюты, одна из которых никем фактически не контролируется. Последние месяцы было видно, какие колоссальные колебания у биткоина и других криптовалют. В общем, можно сказать, что криптовалюта в том виде, в котором она сейчас существует – это спекулятивный инструмент, с помощью которого небольшая группа профессионалов высокого уровня обирает доверчивых обывателей. Я считаю, что этот рынок должен уйти под контроль государства, ведь последствия существования параллельной неконтролируемой денежной системы могут быть самыми тяжелыми для населения. 

- Насколько я знаю, ваш институт ведет исследования ковидной и пост-ковидной экономики. Уже есть какие-то данные по этой теме?

– 2020-ый год был провальным для всего мира. Экономика даже крупных стран сильно пострадала, ВВП не снизился только в Китае.  У нас снизился примерно на три процента. Во многих странах показатель падения ВВП был больше. Инвестиции в России снизились в меньшей степени. Упали реальные доходы населения, хотя они у нас и так не растут уже с 2013-ого года. Но в 2021-ом году произошел восстановительный рост, ВВП в России вырос примерно на 4,5 процента, инвестиции – на 7 процентов и так далее. Отдельные отрасли достигли докризисного времени и даже превзошли его. Но если сравнить с 2019-ым годом, то прирост ВВП в 2021-ом году составляет примерно один процент. То есть, вернулись на допандемийный уровень. А о том, как нам дальше развиваться, какие инструменты экономичес­кой политики использовать, насколько активным должно быть государство – все это является предметом активного обсуждения. Есть и позитивные моменты, связанные с национальными проектами, их реализацией. Но есть и дискуссионные вопросы, связанные с кредитно-денежной политикой. Инфляция усилилась, но она самая высокая во всем в мире за последние 20 лет, в том числе в США и Европе. В профессиональных терминах пандемия – это внешний шок, влияющий на экономику. Для 2020 г. ее последствия – остановки производств и, соответственно, сокращение предложения товаров и услуг. Это и вызвало рост цен во всем мире. Есть целый ряд инструментов, как выйти из этой ситуации. Можно увеличить госрасходы, чтобы стимулировать выход из этого спада, проводить более мягкую кредитно-денежную политику, чтобы кредит был более доступен населению и предприятиям, налоговое стимулирование отраслей, особенно тех, которые пострадали сильно от ковидных ограничений. И так далее. Но в России неизменной остается политика нашего Центрального Банка: чуть что – сразу повышают процентные ставки. В прошлом году их подняли несколько раз. Кредиты сразу во всех сферах стали дороже. И ипотека, и потребительское кредитование, и кредитование для бизнеса. Это, мягко говоря, не содействует выходу из кризиса.

Елизавета Владова